Робин Хобб - Ученик убийцы [издание 2010 г.]
— Да, мэм. — Драчливое настроение Бранта внезапно испарилось, уступив место подобострастию.
— И раз уж ты слышал все эти жизненно важные вещи, я хотела бы указать тебе, что ни один умный человек не рассказывает каждому встречному и поперечному все, что знает, а у того, кто разносит сплетни, кроме них, в голове ничего нет. Ты меня понял, Брант?
— Думаю, да, мэм.
— Думаешь? Тогда скажу яснее. Прекрати все вынюхивать да распускать слухи и займись делом. Будь старательным и прилежным, и тогда, возможно, люди начнут говорить, что ты мой любимчик. Я хотела бы видеть, что ты слишком занят, чтобы сплетничать.
— Да, мэм.
— Ты, мальчик. — Брант уже убегал по дорожке, когда женщина повернулась ко мне: — Следуй за мной.
Она не стала ждать, чтобы убедиться, что я подчинился. Деловой походкой немолодая женщина двинулась через тренировочную площадку, так что мне пришлось бежать рысью, чтобы не отстать от нее. Утрамбованная земля затвердела под сотнями ног, солнце жгло мои плечи. Я мгновенно вспотел. Но женщина, казалось, не испытывала никаких неудобств, продвигаясь вперед быстрым шагом.
Она была одета во все серое: длинная темно-серая накидка, немного более светлые штаны и поверх всего этого серый кожаный передник, доходивший почти до колен. Видимо, она работает в саду, предположил я, хотя и удивился, заметив у нее на ногах серые кожаные сапоги.
— Меня прислали тренироваться… с Ходдом, — проговорил я, задыхаясь.
Она коротко кивнула. Мы зашли в тень оружейной, и я наконец перестал жмуриться от яркого света.
— Мне должны дать доспехи и оружие, — сказал я на случай, если женщина не поняла меня.
Она снова кивнула и распахнула дверь в похожее на сарай строение — внешнюю оружейную. Тут, как я знал, лежало тренировочное оружие. Настоящая сталь хранилась в самом замке. В сарае был мягкий полусвет и прохлада. Пахло деревом, потом и свежим тростником, разбросанным по полу. Женщина не остановилась, и я пошел за ней к подставке, на которой лежала груда очищенных от коры шестов.
— Выбирай, — сказала она мне. Это были первые слова, произнесенные ею после приказа следовать за ней.
— Может, лучше подождать Ходда? — робко поинтересовался я.
— Я — Ходд, — ответила она нетерпеливо. — Теперь выбери себе палку, мальчик. Хочу немного позаниматься с тобой, прежде чем придут остальные ученики. Хочу посмотреть, из чего ты сделан и что умеешь.
Ей не потребовалось много времени, чтобы установить, что я не умею почти ничего и легко теряюсь. После нескольких ударов ее собственной коричневой палкой она ловко подцепила мой шест, выбила его из моих ноющих рук, и он, вращаясь, полетел на землю.
Ходд задумчиво хмыкнула, без осуждения или одобрения. Так мог бы хмыкнуть огородник, увидев слегка поврежденный клубень. Я немного прощупал ее сознание и обнаружил ту же тишину, которую почувствовал в кобыле. Если Баррич всегда держался со мной начеку, то Хода ничего не заметила. Думаю, тогда я впервые понял, что некоторые люди, как и некоторые животные, совершенно не чувствуют, когда я их прощупываю. Я мог бы и дальше проникнуть в мысли Хода, но был так счастлив, не найдя никакой враждебности, что побоялся вызвать хоть малейшую неприязнь. Так что я стоял под изучающим взглядом женщины, маленький и неподвижный.
— Мальчик, как тебя зовут? — неожиданно спросила она.
Опять.
— Фитц.
Я произнес это очень тихо, и Хода нахмурилась. Тогда я подобрался и сказал погромче:
— Баррич зовет меня Фитцем.
Она слегка вздрогнула.
— Это на него похоже. Он называет суку сукой, а бастарда бастардом. Это Баррич. Что ж… думаю, я понимаю его. Фитц ты есть, Фитцем я тебя и буду называть. Теперь я покажу тебе, почему шест, который ты выбрал, слишком длинный для тебя и слишком толстый. А потом ты выберешь другой.
Сказано — сделано, и она медленно провела меня через упражнение, которое показалось мне тогда бесконечно сложным, но через неделю выполнить его было уже не труднее, чем заплести гриву моей лошади. Мы закончили, как раз когда гурьбой подошли остальные ученики. Их было четверо, все примерно моего возраста, с разницей лишь в год-другой, но куда опытнее меня. Это породило некоторое неудобство, потому что теперь нас стало нечетное число и никто не хотел тренироваться в паре с новичком.
Каким-то образом я пережил этот день, хотя воспоминания о том, как именно мне это удалось, скрыты от меня в благословенном тумане. Я помню, как у меня все болело, когда Ходд наконец отпустила нас, как прочие ученики бодро побежали по дорожке назад в замок, а я мрачно поплелся следом, проклиная себя за то, что меня вчера угораздило попасться королю на глаза. Путь до замка был очень долгим, в обеденном зале было шумно и полно народа. Я слишком устал, чтобы налегать на еду. Кажется, я съел лишь немного хлеба и тушеного мяса, и этого мне хватило. Я поплелся к двери, мечтая только о тепле и тишине конюшен, когда меня опять перехватил Брант.
— Ваша комната готова, — только и сказал он.
Я бросил отчаянный взгляд на Баррича, но он был слишком занят разговором с соседом по столу. Он не заметил моей безмолвной мольбы. Так что я обнаружил, что снова следую за Брантом, теперь уже вверх по каменным ступеням в ту часть замка, где мне не доводилось бывать во время моих ознакомительных прогулок.
Мы остановились на площадке, Брант взял со стола подсвечник и зажег свечи.
— Королевская семья живет в этом крыле, — небрежно сообщил он мне. — В конце этого коридора — спальня короля, огромная, как конюшня.
Я кивнул, слепо веря всему, о чем он говорил, хотя позже выяснил, что посыльный вроде Бранта никогда бы не мог попасть в королевское крыло. Здесь господам прислуживали лакеи. Посыльный повел меня вверх по лестнице. На следующей площадке он остановился снова.
— Здесь комнаты для гостей, — сказал он, показывая подсвечником. От этого движения пламя свечей заколебалось. — Для важных, конечно.
И мы поднялись еще на один этаж. Лестница заметно сужалась. Тут мы опять остановились, и я с ужасом посмотрел наверх, где ступени были еще уже и круче. Но Брант не повел меня туда. Мы пошли по коридору мимо трех дверей, он вставил ключ в скважину и открыл дощатую дверь. Она распахнулась тяжело и со скрипом.
— Комнатой давно не пользовались, — заметил он весело. — Но теперь она твоя, так что милости просим.
И с этими словами Брант поставил канделябр на сундук и ушел, забрав с собой одну из свечей. Тяжелая дверь закрылась за ним, и я остался один в полутьме большой незнакомой комнаты. Каким-то чудом я удержался от того, чтобы броситься за посыльным. Вместо этого я поднял канделябр к стенным подсвечникам. Зажженные свечи заставили тени съежиться в углах. В комнате был камин, в котором догорал огонь. Я поворошил угли больше для света, чем для тепла, и продолжил обследовать мое новое жилище.
